Привет?
Генетический портняжка Джордж лежал там, где ассистентка его оставила: в комнате глоубтаунского домика, любовно укутанный до подбородка одеялом. Джордж был мертв, но не одинок в этом. Теплый воздух комнаты пронизывали лучи звездолетов, физика отражалась от стен и оставляла на них странные граффити, крутящиеся цветовыми вихрями, словно мысли и чувства, утратившие смысл и ценность еще до прибытия сюда. Находил ли мертвый Джордж утешение в картах, бабочках и прочих полупроявленных объектах чужих миров? Отдавал ли он себе отчет, что внизу улица распускается перед все более крутым градиентом питательных веществ ночи подобием стеклянистого анемона? Слышал ли раскаты ракетного даба над городом? Понимал ли, как пульсируют и засасывают посетителей вновь открывающиеся бары и танцзалы нуэвского танго? Даже если и так, культурного шума тут было многовато. Смерть, по крайней мере, позволила от него избавиться.
Ассистентка привыкла кем-то быть, пускай и неизменно безымянной. Людям, к примеру, она внушала страх: на четвертом этаже управления близ перекрестка Юнимент и По, на Стрэйнт-стрит или Туполев, на тротуаре Ретайро-стрит рядом с пирожковым лотком. Ассистентка привыкла присутствовать в подобных местах. Здесь все было иначе. Здесь присутствовали только ЗВК. Тут все двигались и говорили с таким видом, словно в это время думали о чем-то еще. Она была для них просто спутницей Рига Гейнса. Подходя заговорить с ним, ассистентку они игнорировали. Химия ее тела не действовала на них, в отличие от Эпштейна или ее приятеля Джорджа. Например, человек по фамилии Кейс подошел и сказал:
– Это она? Ну и вид у нее, господи.
Кейс явно зажился на свете. Высокий, некогда крепкого телосложения, он теперь ходил согнувшись, опираясь на пару костылей. Бедер у него не было. Он, конечно, мог бы себя починить, как и любой другой человек, но предпочел задержаться в этом облике, то ли по неосторожности, то ли движимый инвертированным тщеславием, и теперь был похож на безволосую ошпаренную тушку. Руки вспучились от набухших вен, кожа – блестящая и скользкая. Коричневая башка слишком велика для шеи, нижняя губа цвета печенки отвисает, будто в удивлении, что он до сих пор жив. Он остановился перед ассистенткой и вроде бы жадно вгляделся в нее, но тело интереса не выразило, словно он сам помнил женщин, а тело – нет. Он что-то нашептывал себе под нос. Спустя пару минут, подавшись вперед, Кейс резко стукнул ее по плечу.
– Риг говорит, у вас проблемы с Kv12.2, – произнес он.
– Он ко мне обращается? – уточнила она у Гейнса.
– Мы можем вам помочь, – продолжал Кейс. – Это просто дизайнерский недочет. Понимаете? У вас, по сути, эпилепсия.
Не получив ответа, он уточнил у Гейнса:
– Она вообще хоть что-нибудь понимает?
– Солнышко, не дыши так часто, – сказала ассистентка.
Кейс поморгал.
– Я и не ожидал от тебя понимания, Риг, – сказал он Гейнсу, – но это вообще ни в какие ворота. Ты хоть соображаешь, что может случиться, если мы это провернем?
Гейнс пожал плечами: так или иначе, говорил он этим жестом, получим какой-то научный результат. Это молчаливое допущение спровоцировало на перепалку сотрудников Кейса. Все заговорили разом.
– Научный результат, да? – заорал Кейс в какой-то миг. Зажав оба костыля в руке, он другой рукой презрительно отмахнулся от Гейнса. – Наука тут вырубилась. В тот самый момент, как вы с Эмилем вошли в это гребаное местечко!
Все рассмеялись.
– Не нравятся мне эти ребята, – громко заметила ассистентка.
Все замолчали.
Гейнс взял ее за руку.
– Послушай, – сказал он, – остынь. Все в порядке.
Они стояли, глядя друг на друга, а Кейс и его сотрудники смотрели на них. Риг усмехнулся одной из самых сухих усмешек своего арсенала и, продолжая улыбаться, сказал кому-то в сторону:
– Кофе сюда ведь можно?
Парень заверил, что да. Кофе всенепременно можно. С молоком или обычный.
– Нет нужды оставаться здесь, с нами, – обратился Гейнс к ассистентке, когда кофе принесли. – Оглянись вокруг. Осмотри здесь все.
После этого она осталась в непривычном одиночестве – наедине с собой.
Помещение размерами не уступало портовому терминалу: темное, но с островковыми проблесками чьей-то активности. Ездили машины, подчас весьма тяжелые. Ближе к центру помещения под мощным светом что-то было изолировано. Оно спорадически шевелилось, как живое, но ассистентка не видела, что это. Она поискала, где бы сесть, широко расставила ноги и улыбалась некоторым сотрудникам Кейса, пока те не отвели взгляды. Она задумалась об именах для себя: Бруна, Кыштым, Королев Р-7, Ангел Парковочной Орбиты. Опустила глаза на предплечье: НЕТ ДАННЫХ. Сотрудники Кейса доставили новое оборудование и расположили его в круге света. Что бы это ни было, ассистентке оно ни о чем не говорило.
За кругом света была расставлена мебель, типичная для ателье: новенький протеомный бак цвета эмалированной посуды пятидесятых, хирургический стол с инструментами. Она почувствовала себя как дома. Когда ассистентка допила кофе, Гейнс отвел ее туда и сказал:
– Пока мы ждем, почему бы не заняться этими твоими припадками? Ляг на стол.
Она забралась на стол и позволила ввести себе пару зондов в нейротипичные точки. Один зонд проскользнул ей высоко в грудную клетку. На миг упокоился на ключице, потом скользнул дальше. Трудноинтерпретируемое ощущение: не столько боли, сколько настойчивого вмешательства изнутри. Вскоре накатили приятные тепло и забвение – все отдалилось так, словно утратило с ней что бы то ни было общее.