Пустота - Страница 27

К оглавлению

27

Она приободрилась.

– Не знаю я, что это было! – воскликнула она. – А вы знаете?

– Никто не имеет права делиться своим знанием о нем, ни вы, – сухо усмехнулся Гейнс, – ни даже я. Мы называем его Алеф. Считается, что этот объект очень древний. До того как мы его нашли, к нему ни одна живая душа не приближалась около миллиона лет, а то и дольше. Когда мы спросили, что оно такое, оно стало спрашивать о вас.

Он рассказал, что этот артефакт возрастом не меньше миллиона лет – величайшая загадка за всю историю исследований Радиозалива. Насколько можно было судить, он искусственного происхождения: конструкция, запроектированная до нанометрового уровня и содержащая фрагмент самого Тракта Кефаучи.

– Вы его видите последовательностью повторов, – объяснял он, – которые мы регистрируем в планковском времени. Его не удается наблюдать дольше, потому что артефакт уже в собственном будущем, уже меняется. Пауза между изображениями – задержка инструментальной регистрации его от кванта к кванту.

Алеф, говорил Гейнс, покоится внутри заброшенной исследовательской станции размером с небольшое светило, а с недавних пор только и спрашивает что о ней. Ассистентка уставилась на Гейнса, потом опустила взгляд на чемоданчик:

– Оно там?

Гейнс покачал головой:

– Оно размышляло с неделю, потом спросило детектива полиции с планеты, о которой никто никогда не слыхал.

– Я не понимаю, на что смотрела.

– Пока мы сочли за лучшее, – продолжил Гейнс, – не вводить вас в непосредственный контакт.

Он захлопнул чемоданчик.

– Сами понимаете, как все это необычно.

Он добавил как бы между прочим:

– Применяя к нему термин «конструкция», мы не исключаем возможности самосоздания.

И еще сказал:

– Нам было довольно непросто отыскать вас по описанию, полученному от объекта.

10
Вниз к реке

Анна Уотермен проснулась рано и пошла через пустынный Уиндлсхэм к холмам. Именно пустынным поселок нравился ей больше всего. В эту пору года вскоре после рассвета неяркий шероховатый свет согревал желобчатую черепицу крыш, каменные фасады и садовые дорожки, выложенные кирпичами в елочку; в округе не видно было никого, кроме кота.

За уиндлсхэмской церковью Анна ступила на грязноватую дорогу среди меловых скал, постепенно прибавлявших высоты; заросли боярышника отделяли поселок от второй деревни, изначальной, давно заброшенной, подобной скорее географическому объекту, где по берегам обмелевших прудов тянулись торфяниковые овечьи выгоны. Старые стены терялись в рощицах бузины. То, что Анна сперва приняла за известняковый обрыв у края дороги, на поверку оказалось остатками кирпичной постройки георгианской эпохи; замкнутый уголок этот Анне нравился, как, впрочем, и местность за ним, выше в холмах, где меж широких гребней на возвышенности с неожиданной вольготностью раскинулись травянистые пустоши с редкими кустами боярышника и кровохлебки. Ей нравилось, как гуляет здесь ветер.

Когда Анна достигла Вестерн-Броу, выглянуло солнце. Как на лифте, носились вверх-вниз в чистом небе жаворонки; за изогнутой линией холмов ароматом напоминало о себе море; к северо-западу, в направлении Лондона, протянулся Лоувельд, и в утренней мгле на лесистой местности заметны были очертания поселков – Стрит, Уэстместон, Сент-Джонс-Уизаут, сам Уиндлсхэм, построенный в том месте, где дорога B2112 поворачивала к Льюис-роуд. Наверное, в поселке уже не спят. Местечко дорогое и востребованное, близкое к холмистым пастбищам Даунс, но стоящее вне их тени; даже в пору экономического кризиса в Уиндлсхэме почитали долгом держать домашних австралийских овчарок. В «Веселом меднике» на стенах можно было увидеть раскрашенные фотоснимки фермеров викторианских времен, впечатляюще обросших усами и бородами, корпевших над сельскохозяйственными инструментами, но воскресным днем в баре расслаблялись за выпивкой только менеджеры крупных брендов, председатели советов директоров на пенсии и банкиры всех мастей, в особенности инвестиционные, успевшие сколотить состояние до 2008-го. Они ездили по глинистым дорогам трофейных владений на спортивных внедорожниках, а их жены отлично скакали на лошадях, носили узкие короткие джодхпурские брючки для верховой езды и блестящие высокие сапоги, но, впрочем, к семьям лошадников не имели никакого отношения.

Из открытого окна чьей-то спальни сочился свет; владелец кафе «Привереда», совмещенного с букинистической лавкой, подошел к двери и стал вытряхивать половичок. На выгоне в неожиданном приливе радости носилась пара-тройка пони. Трудно было, даже при желании, отыскать поводы для разочарования жизнью в восемь часов чудесного утра на улице среди домиков с крутыми шатровыми крышами и заведениями на любой вкус. Подъехал грузовичок с французскими сырами – доставлялись они самолетом, еще свежие, дважды в неделю, – остановился у недавно отремонтированной сырной лавки. Уиндлсхэм хоть и привечал приверженцев традиций, но жизнь тут давно была им не по карману.

Анна повернула обратно на Дичлинг-Бикон и пошла на восток по возвышенности навстречу ветру, а потом на обочине широкой, истоптанной множеством ног, усыпанной галькой тропы к Саут-Даунс между Вестерн-Броу и Пламптонской равниной обнаружила поросль коричневых маков вроде тех, что недавно вторглись в ее сад.

Здесь, на возвышенности, маки росли гуще и выше: казалось, что они не столько гнутся под ветром, сколько черпают из него силы. Стебли шелестели друг о друга. Цветки тянулись к потокам света. Анна вытащила было телефон сделать фото для Марни, потом, разнервничавшись, спрятала обратно. Восторг и удивление заставили ее осторожно коснуться медных цветков, похожих на фольгу. Ей почудилось, будто она что-то слышит; она прислушалась, встав на колени. Ничего; то есть ничего, в чем можно остаться уверенной. Но она почему-то вздрогнула. Потом позволила ветру и жаворонкам увлечь себя на пастбища – откуда появилась часом позднее, по неожиданному изгибу тропы, сбившись с пути, но продолжая испытывать странно блаженное чувство. Она спустилась по крутой известняковой тропе к заливным лугам, низкорослым выгонам, там и сям утыканным кустами чертополоха, шиповника и в особенности куманики, и обрамленной ивами речушке. Пейзаж оживляла только постройка на краю выгона.

27